Опперман Дидерик Йоханнес
«Ночной дозор»

- Тогда тебе надежду подаю:

чужая скорбь да умягчит твою.

ДИКАЯ СОБАКА

Теперь Кристина, к горькому стыду,

умела думать только про еду,

скулила долго, жалобно, несыто,

и плеткою бывала часто бита,

потом, в крови, она к траве, к воде

плелась, гонимая инстинктом, где

могла попить и подлечиться тоже.

Ее кормил хозяин чернокожий,

однако цепь надоедает псу:

Кристина убежала жить в лесу,

свободой наслаждаться тихомолком.

Когда луна восходит над поселком

и тихо проплывает над листвой,

зулусы часто слышат долгий вой:

в чащобе, в приступе голодной муки,

четвероногий, нет, четверорукий,

зверь красноглазый, в сваляной шерсти,

канавами решается ползти,

к жилью влекомый запахом съестного,

но скоро в чащу уползает снова,

чтоб до норы, от страшных плеток прочь,

в сосцах отвисших брюхо доволочь.

ЗУЛУССКАЯ ДЕВУШКА

Подошвы пылью ржавой замарав,

бежит она среди созревших трав;

и волосы, как проволока, жестки

ее, вовек не знавшие расчески,

а жаром солнца грудь и рамена

закалены, как бронза, дочерна.

Термитники, холмы, - и год за годом

в селеньях мор вослед за недородом,

и вот она однажды забрела

в дом к бедному, что, бросивши дела,

хлестал семь дней в неделю виски, чтобы

уврачеваться от тоски и злобы.

Там, голодна почти до забытья,

она спросила хлеба и питья...

Цвели цветы колючие... И звонко

она пророчила в лицо подонка...

Полиция не дремлет - посему

Кристина мигом брошена в тюрьму;

потом - уходит в горы; хворой, слабой,

то за змеей охотясь, то за жабой,

бессильно шепчет: - Господи благой,

ужели пищи не найду другой?

КАМЕННЫЙ ХОЛМ

Себя в исконном теле ощутив,

она в душе услышала призыв:

иди и проповедуй с должным рвеньем

в пустыне горной скалам и каменьям.

Немотствовали камни, - но привлек

ее вниманье злобный хохоток,

шуршавший за спиной, не затихая:

здесь община, тупая и глухая,

над ней глумилась гнусно меж собой.

Свершая предрешенное судьбой,

Кристина медленно вобрать сумела