Северянин Игорь Васильевич
«Полное собрание стихотворений»

Из Москвы – в Нагасаки! из Нью-Йорка -

на Марс!

Все наслажденья и все эксцессы

Все звезды мира и все планеты

Жемчужу гордо в свои сонеты,-

Мои сонеты – колье принцессы!

Я надеваю, под взрыв оркестра,

Колье сонетов (размах примерьте!)

Да, надеваю рукой маэстро

На шею Девы. Она – Бессмертье!

Она вне мира, Она вне почвы,

Без окончанья и без начала…

Ничто святое ее зачало…

Кто усомнится – уйдите прочь вы!

Она безмерна и повсеместна,

Она невинна и сладкогрешна,

Да, сладкогрешна, как будто бездна,

И точно бездна – она безбрежна.

Под барабаны, под кастаньеты,

Все содроганья и все эксцессы.

Жемчужу гордо в колье принцессы,

Не знавшей почвы любой планеты…

Я еду в среброспицной коляске Эсклармонды

По липовой аллее, упавшей на курорт,

И в солнышках зеленых лучат волособлонды

Зло-спецной Эсклармонды шаплетку-фетроторт…

Мореет: шинам хрустче. Бездумно и бесцельно.

Две раковины-девы впитали океан.

Он плещется десертно, – совсем мускат-люнельно,-

Струится в мозг и в глазы, по-человечьи пьян…

Взорвись, как бомба, солнце! Порвитесь, пены

блонды!

Нет больше океана, умчавшегося в ту,

Кто носит имя моря и солнца – Эсклармонды,

Кто на земле любезно мне заменил мечту!

Гувернантка-барышня

Вносит в кабинет

В чашечках фарфоровых

Creme d'enine vinette.

Чашечки неполные

Девственны на вид.

В золотой печеннице

Английский бисквит.

В кабинете общество

В девять человек.

Окна в сад растворены,

В сад, где речи рек.

На березах отсветы

Неба. О, каприз!

Волны, небо, барышня

Цвета барбарис.

И ее сиятельство

Навела лорнет

На природу, ставшую

Creme d'enine vinette…

В букете дам – Амьенского beau mond'a[10]

Звучнее всех рифмует с резедой

Bronze-oxidм[11] блондинка Эсклармонда,

Цветя бальзаколетнею звездой.

Она остра, как квинт-эссенца специй,

Ее бравадам нужен резонанс,

В любовники берет “господ с трапеций”

И, так сказать, смакует mesalliance…[12]

Условностям всегда бросает “shoking!”[13]

Экстравагантно выпускает лиф,

Лорнирует базарно каждый смокинг,

Но не во всяком смокинге

Как устрицу, глотает с аппетитом

Дежурного очередную дань…

При этом всём – со вкусом носит титул,

Иной щеке даря свою ладонь.

В смокингах, в шик опроборенные, великосветские

олухи

В княжьей гостиной наструнились, лица свои оглупив.

Я улыбнулся натянуто, вспомнил сарказмно о порохе:

Скуку взорвал