Мицкевич Адам
«Стихотворения и поэмы»

Зачем ты вся дрожишь?" - "Мне страшно - мрак ночной,

Шум ветра, крики сов... Ужели грех такой,

Что мы с тобой вдвоем укрылись в глушь лесную?"

"Взгляни в мои глаза, иль ты не веришь им?

Но может ли порок быть смелым и прямым?

И разве это грех - беседовать с любимым?

Я так почтителен, так набожно смотрю

И так молитвенно с тобою говорю,

Как будто не с земным, а с божьим херувимом".

* * *

Осудит нас Тартюф и осмеет Ловлас:

Мы оба молоды, желанием томимы,

И в этой комнате одни, никем не зримы,

Но ты - в слезах, а я не поднимаю глаз.

Гоню соблазны прочь, а ты, ты всякий раз

Бряцаешь цепью той, что рок неумолимый

Нести назначил нам, - и мы, судьбой гонимы,

Не знаем, что в сердцах, что в помыслах у нас.

Восторгом ли назвать иль мукой жребий мой?

Твои объятия, твой поцелуй живой

Ужель, о милая, могу назвать мученьем?

Но если в час любви рыдаем мы с тобой

И если каждый вздох предсмертным стал томленьем,

Могу ли я назвать все это наслажденьем?

УТРО И ВЕЧЕР

В венце багряных туч с востока солнце встало,

Луна на западе печальна и бледна,

Фиалка клонится, росой отягчена,

А роза от зари румянцем запылала.

И златокудрая Лаура мне предстала

В окне, а я стоял, поникший, у окна.

"Зачем вы все грустны - фиалка, и луна,

И ты, возлюбленный?" - так мне она сказала.

Я вечером пришел, едва ниспала мгла,

Луна восходит ввысь, румяна и светла,

Фиалка ожила от сумрака ночного.

И ты, любимая, ты, нежная, в окне,

Вдвойне прекрасная, теперь сияешь мне,

А я у ног твоих тоскую молча снова.

К НЕМАНУ

Где струи прежние, о Неман мой родной?

Как в детстве я любил их зачерпнуть горстями!

Как в юности любил, волнуемый мечтами,

Ища покоя, плыть над зыбкой