Мистраль Габриэла
«Избранные стихи»

в свой серебристый саван и протянет

до горизонта горестную тень.

И эта тень мерилом скорби станет

для путника, что странствуя в ночи,

вздохнув, на основ одинокий глянет.

Перевод Е.Хованович

38.

3. Три дерева

Три дерева у тропки

спилили и забыли дровосеки.

И вот они лежат, сплетясь ветвями,

и шепчутся, ослепшие навеки.

Закат им льет на раны

живую кровь свою, а ветер вешний

из свежих трещин пьет и вдаль уносит

смолы горчайший аромат нездешний.

Одно из них, кривое,

к другому ветвь с трепещущей листвою

протягивает, и зияют раны,

как очи, полные немой мольбою.

Пускай они забыты дровосеком.

Уж вечереет. Я останусь с ними,

и ночью мне они наполнят сердце

кипящими слезами смоляными.

И станем мы под утро

неразличимы в погребальном дыме.

Перевод Е.Хованович

39. Терновник

Терновник ранящий да и ранимый

в безумной судороге ворошит пески,

он врос в скалу -- пустыни дух гонимый -

и корчится от боли и тоски.

И если дуб прекрасен, как Юпитер,

нарцисс красив, как миртовый венец,

то он творился, как вулкан, как ветер

в подземной кузне и как Бог-кузнец.

Он сотворен без тополиных кружев,

трепещущих тончайшим серебром,

чтобы прохожий шел, не обнаружив

его тоски и не скорбел о нем.

Его цветок -- как вопля взрыв внезапный,

(так Иов стих слагал, вопя стихом),

пронзителен цветка болезный запах,

как будто прокаженного псалом.

Терновник наполняет знойный воздух

дыханьем терпким. Бедный, никогда

в своих объятьях цепких, в цепких космах

он не держал ни одного гнезда.

Он мне сказал, что мы единотерпцы,

и я ничья здесь, да и он ничей,

и что шипы его вросли мне в сердце

в одну из самых горестных ночей.

И -- я терновник обняла с любовью

(так обняла бы Иова Агарь):

мы связаны не нежностью, а болью,

а это -- больше, дольше, верь мне, верь!

Перевод И.Лиснянской

40. Тучкам

Тюлевые точки,

легкий хоровод,

унесите