Мистраль Габриэла
«Избранные стихи»

как язык или какое ремесло.

По утрам ей рис приносят и питье,

тешат сказочкой, что дитятке подстать,

юность дарит ей дыхание свое

и густых волос отрезанную прядь.

На меня ее надежда -- на одну.

Я одна ей обещаю забытье.

Я к щеке ее старательно прильну,

ни на шаг не отступая от нее.

Уверяя: "Смерть -- отчизна и приют",

смерть подам ей, как понюшку табака.

То сирены Одиссею не поют,

что про смерть я заведу издалека.

"Смерть", -- шепну я, подавая ей еду.

"Смерть, -- скажу, -- и только смерть, куда ни кинь".

И ее к черте последней подведу,

повторяя это слово, как "аминь".

И она протянет руку в свой черед

и шагнет, куда указываю я,

и запекшиеся губы разомкнет,

и доверчиво хлебнет небытия.

И, счастливая, обмякнет навсегда,

и с улыбкой затеряется вдали,

как рожденные с ней вместе города,

окрещенные с ней вместе корабли.

И тогда я унесу на край земли

и посею, словно зерна дорогие,

эти кости там, где некогда легли

несравненные, нетленные, другие.

Чьих седин давным-давно простыл и след,

затерялся в глубине земного среза

те старухи, для которых смерти нет:

Сайта Клара, Катерина и Тереза.

Перевод Н.Ванханен

103. Поэт

"Счастливых рыбок танец

поверг меня в смятенье,

в том танце мировое

увидел я свеченье,

я так с ожившей ртутью

играл в самозабвенье,

но стоило застыть мне

от света в отдаленье,

бледнели пуще смерти

сверкающие рыбки,

но рядом с буйством света

вновь делался безумным".

"В сети, чье имя -- Полночь,

и в светляках полночных,

в лучах-узлах медведиц

я испытал мученье.

Ристалища любил я,

мечей и звезд боренье,

покуда не постигнул,

что, сеть раскинув, бездна

живой добычи алчет".

"И собственною плотью

я тоже был изранен,

и вырвался на волю

мой первый плач из сердца,

свое рассек я тело,

чтоб все мои стенанья

нашли освобожденье".

"Все то, чего касался,

мне нанесло раненье,