Китс Джон
«Стихотворения (2)»

Кто чувствовал, тот знает, как Психея

Вошла впервой в чертоги эмпирея,

Как были ей с Любовью встречи любы,

Когда щека к щеке и губы в губы,

Когда целуют в трепетные очи

При вздохе дня, при вздохе нежной ночи.

Потом: восторг немыслимый - истома

Тьма - одиночество - раскаты грома;

И новый день былое горе вытер,

И принял благодарности Юпитер.

Так чувствует, кто вводит нас в дубраву,

Когда отводит ветки слева, справа,

Чтоб в этих дебрях, любопытства ради,

Мы присмотрелись к Фавну и Дриаде.

С гирляндою цветочной в разговоре

Представим мы, в каком была здесь горе

Сиринга, убегавшая от Пана,

И как он сам впросак попал нежданно,

Как плакал он, когда ушла добыча,

Печальный ветер, с песней еле слышной

Плутавший рядом, в заросли камышной.

Чем бард старинный прежде вдохновлялся,

Когда воспеть Нарцисса он пытался?

Он прежде обошел весь мир огромный,

Пока не выбрал уголок укромный.

И был там пруд, и не было зерцала,

Что небеса бы чище отражало,

Взиравшие спокойно, как обычно,

На лес, переплетенный фантастично.

Там наш Поэт нашел в одной из точек

Ничем не примечательный цветочек,

Совсем не гордый, что, головку снизив

И венчик в отражении приблизив,

На воду глядя, не слыхал Зефира,

Страдая и любя вдали от мира.

Поэт стоял, сцепляя мысли звенья,

И вдруг заговорило вдохновенье,

И очень скоро он достиг успеха,

Поведав о Нарциссе и об Эхо.

Где был Поэт, нас одаривший песней,

Которой в свете не было чудесней,

Что и была, и есть, и будет юной,

Что ночью лунной

Покажет пешеходу при свиданье

Невидимого мира очертанья

И пропоет все то, чем полон воздух

И мысли, затаившиеся в звездах,

Рассыпанных по шелковистой глади?

Он перейдет, назло любой преграде,

В чудесный край и будет в крае оном

Искать предлог для встреч с Эндимионом.

Он был Поэтом и, к тому ж, влюбленным

На Латмии стоял он,