Алексеев Вадим Викторович
«Хорхе Луис Борхес. Алгорифма»

То, что не смешно в старом верблюде.

Сколько возможных вновь и вновь рождений

Бог этой бедной маленькой усопшей

Назначил! Здесь же сколько у особ шей

Столько химер, сказал отец дваждений.

Когда умру, то прошлого не станет,

А с ней ещё не ставшее погибло.

Померкло для неё небоогибло,

День звёздами оплакан, что настанет.

Я умер, как она, для бесконечных

Несбывшихся событий, царь чей – случай.

Из глубины юдольных злополучий

Ко Господу взываю: из венечных

Венцом дел добрых кто как Анжелика?

К добру она стремилась недвулико.

Столь зеркала как ты не молчаливы

И не столь тайно утро приключений,

Красив тигро-пантерый зверь влечений,

И от любви к нему с ума сошли вы.

В силу какого вышних сил декрета

Уму не постижимого должны мы

Искать тебя ночами? А иными

Делами, воплощение секрета,

Когда нам заниматься? Благосклонен

Хребет твой к нашей ласке от дней давних

Настолько, что не вникнуть никогда в них -

Столп нёбный ещё не был свавилонен!

Из времени другого ты, из сферы

Эзотеричной, сон как про новь эры.

Вот кем я был: мечом, что испытаний

Следы хранит, прямым стихом саксонца,

Морями-островами не без солнца

Лаэрта сыну на стезях скитаний,

Садами философии, листаний

Исполненным анналом, вид червонца

Имеющей луной над перезвонца

Страной, жасмином душным двух шептаний.

Но что теперь всё это? Упражненье

Моё в версификации от грусти

Нимало не спасёт, ни в небе утро

Забывшая звезда, чьих рос влажненье

Жемчужине подобно, только в хрусте

Печаль есть под ногами перламутра.

Два человека по Луне ходили,

Затем другие. Что тут может слово?

Событие, а столь кружноголово,

Как если б вы душе вновь навредили.

От жути опьянев, только и риска,

Уитмена потомки по пустыне

В скафандрах шли, свой флаг в скалистой стыни

Чтоб водрузить, что сладок, как ириска.

Любовь Эндимиона, гипогриф и

Странная сфера Герберта Уэллса

Подтверждены. Не лжёт так принц Уэллса,

Как президент страны, у тайн где грифы.

Нет на земле того, кто б их храбрее

Был и счастливей, ликов день бессмертный!

Хоть Одиссей, как все, простой был смертный,

Ума в Элладе не было острее.

Луна, которой жертвы вековые

Приносятся как идолу с печальным

Лицом, но и страдальчески-кончальным

Теперь, аки химера, на