Алексеев Вадим Викторович
«Хорхе Луис Борхес. Алгорифма»

О, розы, безымянные в веках,

Уходят в вечность ваши родозвенья,

Я лишь одну спасаю от забвенья

В нетленных поэтических строках.

Да не иссушит ветра дуновенье

Росу на благовонных лепестках

Последней розы, что держал в руках

Слепой поэт – о скорбное мгновенье!

Тот сад, где розы Мильтона цвели,

Уже, быть может, стёрт с лица земли,

Лишь над одной я отвратил угрозу.

Пусть это самый хрупкий из цветков,

Я воскресил из темноты веков

Глубокую, невидимую розу!

Одной лишь только вещи нет – забвенья.

Господь, спася металл, хранит и шлаки,

И плевелы исчислены, и злаки,

Все времена и каждое мгновенье.

Всё обратимо: сонмы отражений

Меж двух зеркал рассвета и заката

Хранят следы твоих отображений

И тех, что отложились в них когда-то.

Любая вещь останется нетленной

В кристалле этой памяти – вселенной,

Где мыслимы любые расстоянья.

Ты здесь бредёшь по долгим коридорам,

Не знающим предела, за которым

Увидишь Архетипы и Сиянья.

Спаси меня, о, Господи, взываю

К Тому, Чьё имя – звук пустой, и всё же,

Как если бы Ты слышал это, Боже,

Лишь на тебя с надеждой уповаю.

Дай мне защиту от себя. Об этом

Тебя просили Браун, Монтень, а также

Один испанец. Господи, вот так же,

О, Всемогущий, сжалься над поэтом!

Спаси меня от жажды смерти. Дважды,

Поскольку нет возврата человеку,

Нельзя войти в одну и ту же реку

В неё уже вступившему однажды,

Пускай мне смерть навек закроет вежды,

Не от неё спаси, но от надежды.

Есть улица, есть дверь, есть номер дома,

Звонок… Образ утраченного рая,

Который помнить, даже умирая,

Я буду… Звук шагов твоих. Ты дома.

Мой каждый день заполнен был тобою,

Там ждал меня твой голос долгожданный…

И у меня свой рай был первозданный.

Что было, то, пройдя, стало судьбою.

Не избежал я своего удела:

Чтец слеп, памяти цепкой ослабленье,

Литературой злоупотребленье…

Желанье смерти мною завладело.

Дождём плиты могильной омовенье,

Где две абстрактных даты и… забвенье.

Я

Таинственное сердце, мозг, потоки

Незримой крови