Алексеев Вадим Викторович
«Хорхе Луис Борхес. Алгорифма»

Мир сотворён из ничего.

Возникновение всего

Как объяснить без вины Бога?

Вот только нет нигде Его.

Но есть широкая дорога,

Гробов повапленных где много,

А узкий путь Твой для кого,

Христос, и где Твой подмога?

Где, где завета Твоего

Блюститель? – Нет ни одного!

Фиаско в виде эпилога.

А, может, нет пути того?

Всё же спрошу Тебя убого:

Что в страшный день всех дел итога

Ждёт человека? – От него

Защиту дай, от демагога!

Взыграло то, что ретиво:

Нет Бога! Где же торжество?

На сердце смута и тревога,

А кто враг сердца своего?

Претит молитве пышность слога,

Однако без мостов поджога

Не обойтись, что не ново.

Игру придумали давно го…

Пресыщенное существо,

Но ты родился для чего?

Пускай тебя вся синагога

Побьёт камнями кругово!

А не она – братва острога

Да подсечёт тебя стреного,

Казня за пола ложество

Законом Гога и Магога.

Лиши, Христос, слепца сего

Надежды, дело чьё мертво,

Бегущего в ад босоного

Блудного сына моего!

Владельца лакового рога

Во гневе я прогнал с порога.

Впавшего в это бесовство,

Увы, ждёт голод и продрога.

Впрочем, первично вещество,

Так что молю я Никого,

А грех прощающий нестрого -

Выдуманное божество.

Как и у всех великих лириков, у Борхеса есть стихотворения о любви, но чем он радикально отличается от Бодлера, так это отсутствием эротики. Вижу здесь ту же причину, по которой из моей ранней поэзии я исключил метафору, чтобы не попасть под влияние бодлеровского стиля. Борхес пишет о любви скупо, грустно, иногда иронично. Это ему принадлежит афоризм: "Счастливы любящие и любимые и те, кто может обойтись без любви". Последние, по-Борхесу, счастливы больше всех.

Я

Я также память о мече старинном… – обращаю внимание читателя на лейтмотивный образ в творчестве Борхеса – "меч" (его вариации – "нож", "шпага") и напоминаю, что фамилия "Бодлер" переводится с французского именно этим словом.

Мнемозина – в греческой мифологии одна из девяти муз, муза памяти.

Рим, Карфаген… – ещё один лейтмотивный образ в творчестве Борхеса. Какой-то римский сенатор (забыл его имя) прославился тем, что каждую свою речь заканчивал фразой: "Но Карфаген должен быть уничтожен". В конце концов