Пессоа Фернандо
«Лирика»

Смешны.

Однако, в сущности,

Только люди,

Никогда не писавшие любовных писем,

В самом деле

Смешны.

Разве они бы ответили на мои письма

В те времена, когда я их еще писал,

Письмами, которые были бы тоже

Смешны?

Говоря по правде, сегодня

Как вспомню,

Мои любовные письма

Были смешны.

(Все чрезвычайные слова,

Как и все чрезвычайные чувства,

Само собой разумеется,

Смешны.)

Здесь, на верхней палубе, в кресле,

смежил я ресницы,

и судьба моя вмиг предо мною предстала

как катастрофа.

Мое будущее и прошлое перемешались.

Это происходило в курительном салоне,

среди его шума,

в котором по временам различал я звуки

шахматной партии, близившейся к финалу.

Ах, как плавно

покачиваюсь я над волнами!

Ах, до чего же славно

меня убаюкивает эта удобная мысль,

что сегодня еще не завтра.

Что, по крайне мере, в этот момент

ни за что я не отвечаю

и не личностью здесь себя ощущаю, а чем-то

вроде книги, которую оставила в кресле шведка.

Ах, я весь погружаюсь

в свое, несомненно несколько сонное, воображенье,

почти безмятежное в своем беспокойстве,

временами похожее на ребенка,

которым я был когда-то,

когда я играл в саду и не знал ни алгебры

и ни прочих

предметов с иксами и игреками, означавшими чувства.

Ах, весь я тоскую

по тем временам, не оставившим даже заметного следа

в моей жизни дальнейшей.

Ах, весь я тоскую по тем временам, тем коротким

мгновеньям,

когда еще был я никем, тем коротким мгновеньям,

когда я впервые постиг всю бессмысленность

существованья,

если разума нет, чтоб осмыслить его...

Были море, луна, одиночество, о Алваро!

Очнуться от города Лиссабона, уже от других

очнувшись,

Очнуться от улицы Золота,

Очнуться от Росио, уже выходя из кафе,

Очнуться

И оказаться вдруг на вокзале, всегда бессонном,

Словно сердце, лишенное права на передышку.

Занимается утро, неизменно на том же месте,

Ибо нет городского и нет деревенского утра.

В час, когда день