Широков Виктор Александрович
«Иглы Мглы»

на все ответ, предельно краток;

на каждом из его стихов

лежит бессмертья отпечаток.

Ах, критика! Сплошной нарыв.

Как ни дотронься, будет больно.

Смешон ей искренний порыв.

Да что склонять, с нее довольно.

Порой в статейке лишь найдешь

намеки, что едва раскрыты,

и упоительную ложь...

Редактор:

Все верно. Вечные кульбиты.

А все-таки мне важен пыл,

чувств искренность, огонь эмоций,

чтоб, говоря "люблю", любил

поэт, пылая, словно солнце.

Читатель:

Разочарованность свою

я выказал, но все же, все же,

прочтешь то оду соловью,

то вдруг сонет о лунной коже,

и вновь взволнован, сам горишь

какой-то неземною страстью

и незаметно говоришь

с самим собой и веришь счастью.

Одушевленная строка

вдруг возникает перед взором,

и к книжке тянется рука,

и вновь захвачен разговором

с поэтом, хочешь с ним дружить,

беседовать сердечно, складно,

хотя бы кофейку испить,

кутить с поэтами накладно...

Исчез сегодня меценат,

богатый, в сущности, бездельник...

Я заплатить по счету рад,

но тоже не хватает денег.

Простите, что в сужденьях крут,

к тому ж по части капитала...

Редактор:

Вы забываете, что стало

все общество ценить их труд.

И платит так же, как и всем,

за труд - полистно и построчно,

чтоб знал творец "кому повем"...

Поэт:

Вот это вы сказали точно,

хоть и двусмысленно... Когда

для божества и вдохновенья

тянулись юные года,

я не чурался просто пенья.

Я не рассчитывал продать

хотя бы несколько из песен,

чтобы купить себе кровать

и пишмашинку, пару кресел

и телевизор, телефон...

О, Боже, тяжело представить

куда заводит марафон

и может черт-те что заставить...

Писать? Зачем? Ведь я мечтал

не о деньгах, когда был молод;

я презирал дурной металл,

не замечал - зной или холод,

светло ль, темно ль... О, сколько раз,

вкусив святого вдохновенья,

трудился над отделкой фраз,

исполнен воли и терпенья.

А вот сейчас, увы, страшусь

бумаги, девственной страницы,

попробуй написать, что Русь

покинули на зиму