Широков Виктор Александрович
«Иглы Мглы»

непосильная расплата

за расхлябанность в судьбе,

за смешки, за небреженье,

за надежду; дескать, стыд

совершит преображенье;

пусть тебя оборонит

от ночного приговора

света алчущей душе

и несмывного позора

на последнем вираже.

Вот и все. А вы - погода.

Дескать, солнце. Не дождит.

Что ж, в любое время года

будет повод для обид.

Мой герой себя обидел

тем, что эгоистом жил,

наконец возненавидел

то, что истово любил.

Молит он не о спасенье,

Божьей милостью храним,

а о том, чтоб воскресенье

не осталось днем одним.

Чтоб в недельной круговерти,

одиночество ценя,

он порой мечтал о смерти,

самого себя виня.

Там, где вовсе нет погоды,

солнца нет и нет дождя,

все уснем как часть природы,

чтоб немного погодя,

может быть, очнуться, плотно

шевельнуться - ввысь и вширь,

чтобы вновь возник и лопнул

жизни радужный пузырь.

1.08.

ИЕРОГЛИФ СУДЬБЫ

Уж не славы взыскуя, не утлой поживы,

я еще поживу

в вертограде зеленом, у речки, где ивы

гомонят наяву.

За окном разжужжалась не шалая пчелка,

воет мотопила.

Сразу вспомнилась хитрая рыжая челка...

Что она наплела?

Что она говорила, Офелия, фея?

Чушь какую несла?

В давней речке мелькнула, закатно алея,

только тень от весла.

Только отзвук речей, только тихое эхо

беспричинных смешков.

Я еще не доплыл, я еще не доехал

до летейских мостков.

Я еще поживу, напрягусь, не расслышав

смысл, но звук сохраня.

То ли "елочкой", то ли же "крестиком" вышит

иероглиф огня.

Следом катится рериховский иероглиф

в виде двух запятых.

Он напомнит боренье головастиков долгих,

как мне били под дых.

Как когда-то давно пацаном романтичным

(все равно пацаном),

я пусть нехотя дрался, бранился цинично

и травился вином.

Иерархия образов прежде, до смысла

выжигает нутро.

Это было до Ельцина, до Гостомысла.

До кино и метро.

Это было и с нами уйдет, чтобы снова

вспыхнуть в жизни другой.

Я тянусь, чтоб расслышать последнее слово

и - коснуться