Мильтон Джон
«Потерянный рай»

Понятных ей. Зажглись её глаза

Ответным заразительным огнём.

Он, без отпора, за руку повёл

Её на затенённый бугорок,

Под сень ветвей, под кров густой листвы.

Фиалки, незабудки, гиацинты

И асфоделии служили им

Цветочным ложем, — мягкое как пух,

Прохладное земное лоно! Там

Они любви роскошно предались,

Всем наслажденьям плотским, увенчав

Провинность обоюдную, стремясь

Сознание греховности размыкать;

Затем, усталые от страстных ласк,

Заснули, усыплённые росой.

Но эта власть коварного плода,

Что с помощью дурманящих паров,

Веселием и лестью охмелив,

Их душами играла и ввела

Все чувства и способности в обман,

Иссякла, — отлетел а тяжкий сон,

Угаром наведённый, полный грёз

Мучительных. Супруги поднялись,

Как после хвори; глядя друг на друга,

Постигли, сколь прозрели их глаза

И омрачился дух. Невинность вмиг

Исчезла, что, подобно пелене,

Хранила их от пониманья зла;

Взаимное доверье, правда, честь

Врождённые покинули чету

Виновную, покрытую теперь

Стыдом, что облачением срамным

Преступников лишь больше оголял.

Как некогда на пагубном одре

Далилы-филистимлянки, Самсон,

Могучий муж из Данова колена,

Остриженный, очнулся, потеряв

Былую силу, — так, не говоря

Ни слова, обнажённые, они

Сидели, добродетелей навек

Лишась, ошеломлённые стыдом,

С растерянными лицами. Но вот

Адам, хотя не менее жены

Смущённый, принуждённо произнёс:

"— Вняла, о Ева, ты в недобрый час

Лукавцу-гаду, — кто б людскую речь

Подделывать его ни научил.

Он был правдив, о нашем возвестив

Паденье, но, суля величье, лгал.

Воистину глаза прозрели наши,

Добро и Зло познали мы; Добро

Утратили, а Зло приобрели.

Тлетворен плод познанья, если суть

Познанья в этом; мы обнажены,

Утратив честь, невинность, чистоту

И верность, — все, что украшало нас,

А нынче мрачно и осквернено.

На лицах наших — похоти печать,

Обильно зло рождающей и стыд,-

Последнее из неисчетных зол.

Уверься в первом — мы Добра лишились!

Как покажусь теперь очам Творца

И Ангелов, которых созерцал

С таким восторгом, с радостью такой?

Небесные их лики нашу плоть

Земную нестерпимым ослепят

Лучистым блеском. О, когда б я мог

Средь глухомани дикой, в дебрях жить,

В коричневой, как сумерки, тени

Непроницаемой лесных вершин

Заоблачных, куда ни звёздный свет,

Ни солнечный — проникнуть не дерзнут!

Вы, сосны, кедры, пологом ветвей

Неисчислимых спрячьте же от них

Меня, чтоб я не видел их вовек!

Однако способ вымыслить пора;

Как в доле этой жалкой заслонить

Нам друг от друга части наших тел,

Срамные, непристойные для глаз.

Большие листья мягкие дерев

Любых, краями сшитые, могли