Мильтон Джон
«Потерянный рай»

Урания! — воистину ли так

Зовёшься ты, — с Небес ко мне сойди!

Я взвился над Олимпом, вдохновлён

Твоим волшебным голосом; парил

Пегаса крыл превыше. Суть зову

Твою — не имя; не принадлежишь

Ты к девяти Каменам, не живёшь,

Неборожденная, на высоте

Олимпа древнего, но прежде гор

Возникновенья, прежде, чем ручьи

И реки заструились, ты вела

Беседы с вечной Мудростью, сестрой

Твоей; ты пела гимны вместе с ней

Пред ликом Всемогущего Отца,

Небесным, пеньем слух его пленив.

Тобою вознесённый, гость земной,

Дерзнув проникнуть в Небеса Небес,

Я эмпирейским воздухом дышал,

Который ты смягчала; но теперь

Ты столь же невредимо низведи

Меня к родной стихии, чтоб с коня

Крылатого, безуздого, не пал,

Как некогда Беллерофон на поле

Алейское (хоть с меньшей вышины

Низвергся он), чтоб не скитался я

Покинутый, не ведая, куда

Направить страннические стопы.

Осталось половину мне воспеть,

Но в более стеснённых рубежах,

Доступной обозренью сферы дней.

Здесь, на Земле, и не дерзая взмыть

Над полюсом недвижных звёзд, могу

Петь смертным голосом. Я не охрип,

Не онемел, хотя до чёрных дней,

До чёрных дней дожить мне довелось.

Я жертва злоречивых языков,

Во мраке прозябаю, средь угроз

Опасных, в одиночестве глухом.

И все же я не вовсе одинок:

Меня ты посещаешь в час ночных

Видений или розовой зарёй.

Урания! Всегда руководи

Моею песней; для неё сыщи

Достойных слушателей, пусть немногих!

Но вопли Вакха и его друзей,

Разноголосье варварское прочь,

Подале отгони, весь этот рёв

Нестройный обезумевших ватаг,

В Родопе растерзавших на куски

Певца фракийского; леса и камни

В безмолвном восхищении певцу

Внимали, но дикарский крик толпы

И голос и кифару заглушил,

А сына Муза не могла спасти.

Не оставляй молящего тебя

О помощи! Ты Небом рождена,

А та лишь призраком была пустым.

Скажи, богиня: что произошло,

Когда примером грозным остерёг

Приветливый Архангел Рафаил

Адама и поведал о судьбе

Отступников, чтоб не постигла казнь

Тождественная — Праотца людей

И все его потомство, если он

Отведает запретного плода,

Единственную заповедь презрев,

Которую нетрудно соблюсти

При столь великом выборе услад

На всякий,