Клюев Евгений Васильевич
«Зелёная земля»

Бог смешал языки – и я больше не помню названий,

и никто их не помнит

так что нечего Вам тут особенно и распаляться -

распыляться на частности: дело ведь, в общем, не в этом!).

Вслед за башней на стол опускается, значит, гербарий:

это всё лепестки, розоватые с оранжеватым,

это тонко нарезаны (просто рукою хирурга! -

хорошо, не хирурга, а

хризантемы, пионы… ну, ладно, пускай буженина -

Вам не всё ли равно: Вы же прямо сейчас, в это время,

не

Значит, так: лепестки буженины, бекона, тюльпанов -

их опять можно было б сложить, было б только желанье,

в хризантемы, пионы, тюльпаны: ведь всё обратимо,

возвратимо на круги своя – хорошо, пусть частично…

хорошо, не частично, а… попросту невозвратимо!

Но в глубоких фиалах… простите: конечно, в пиалах -

аравийские джинны представлены взорам досужим

в виде светлых паров или в образах лёгких курений…

мы сейчас к нему жирными после бекона губами

припадём – и глотать, и глотать, и давиться, и булькать!

И проглотим всех джиннов – на что они, в сущности,

джинны?

Пусть сидят в животах и не балуются чудесами:

их эпоха прошла – и настала Эпоха Бульонов,

Щей, Борщей и Супов… романтизм, господа, да и только!

А придёт Аладдин за какой-нибудь лампой дурацкой,

мы ему в тот же миг: не хотите ли, дескать, бульона?

Но потом всё равно приплывает огромная рыба -

золотая такая (не щука… а в общем-то, щука) -

и вращает печальными и голубыми глазами

как бы в недоуменья: куда же я, дура, попала?

У неё, этой рыбы, полно всякой дряни с собою:

от хором расписных до палаццо в классическом стиле -

я уж не говорю о какой-нибудь мелочи вроде

драгоценных камней или, там, драгоценных металлов.

Но на всё и про всё существует

специально для этой огромной причудливой рыбы:

пара точных движений – и нет ни дворцов, ни палаццо,

ни камней, ни металлов, а только