Клюев Евгений Васильевич
«Зелёная земля»

и как сумерки смущались,

глядя на звезду,

и как в воздухе висела

тенью небольшой

тучка – в образе костёла

с тонкою душой.

И как боги поглядели

на двоих людей -

и как длился две недели

ненаглядный день.

Бормотать чепуху умирать со стыда

и отчаянно века да рока бояться -

всё бросает нас жизнь то туда, то сюда:

из объятий в объятья.

Мы не помним, какое сегодня число,

ибо мы не обучены этой науке,

и не ведаем, как нас опять занесло

в чьи-то нежные руки.

Эти руки… ах как они знают игру

обладания, но на мгновенье – и только!

Нам трепещется в них огоньком на ветру

так недолго, так тонко -

голубой лепесток, золотистый лоскут,

полоумная бренность во всех ипостасях…

И опять мы не знаем, когда нас зажгут

и когда нас погасят.

Коломбина

Жизнь летучая, жизнь каруселья,

жернова… карнавал, кутерьма!

И – в зените чужого веселья -

полумаски моей полутьма,

полуарочка – полуворота:

Вам их, видимо, не миновать!

Но – простите: петля поворота -

и опять я лечу мимо Вас.

Ах, веселье продлится недолго -

ах, какой-нибудь год или век!

Но, покуда не смолкнет франдола

и покуда не кончится бег,

Вам ловить мои пёстрые платья

за мгновенья цветных рукавов -

и узнать Вам, разжавши объятья,

что под платьями нет никого.

Вы, мой рыцарь, летели за тенью -

то есть в прошлое, то есть назад, -

и прогнали своё сновиденье

слишком грозным бряцанием лат.

Я – не всё ль, что Вы прежде любили

и оставили… это ль не я?

Так ловите своей Коломбины

полумаску и ворох тряпья!

Арлекин

Ромб сложи с таким же ромбом,

бубенец – со звуком дробным,

лоб… да хоть и с местом лобным,

а печаль откинь.

Но с десяток старых шуток

собери – и пусть вошьют их

там, где сердца промежуток:

будет Арлекин.

Смех да грех… средневековье,

счастье заперто в подкове,

нет надежды пустяковей,

чем улыбка… эх,

чем улыбка Коломбины,

чем улыбка злой судьбины!

Мы друг друга так любили -

просто смех и грех…

Ромбов плоское мельканье,

вечный праздник на аркане,

правды в вашем Арлекине

нету ни на грош.

До чего ж неладно скроен,

до чего ж наряд нескромен,

но народ пришёл с окраин

и кричит: хор-рош!

Говорила маска маске:

мы нелепы,