Клюев Евгений Васильевич
«Зелёная земля»

не помню – птицы ль, тени ль, дети ль,

и кто бы знал, что был так близок

один невидимый свидетель,

желанья заносивший в список…

Вот почти уже и не видна,

вот почти уже и не близка

занесённая снегом страна,

занесённая снегом строка.

И теперь ни за что не понять,

как там жизнь, как там наши дела

и куда путеводная красная нить

нас вела – и куда привела.

Не спеши умножать письмена,

ибо всем письменам грош цена,

ибо только бумага – стирай-не-жалей! -

и ценна: тем ценней, чем белей.

А потом, через несколько лет,

так и так мы проступим на свет -

словно знак водяной серебрясь сединой

на поверхности на ледяной.

Очертания сказки больше уже не резки:

перепутал зонтики Оле-Закрой-Глазки -

и уже не припомнишь, что ты читал по-русски,

что по-датски, что по-немецки, что по-английски,

и уже не припомнишь, что ты читал по-птичьи -

что по-беличьи, что по-паучьи, что по-собачьи:

ничего не осталось – разве вот… многоточье,

но по этому следу не вычислить путь добычи.

Бродит память твоя по кругу и что-то мямлит,

пережёвывая остатки чужого спора -

ах, не хочет с тобой беседовать датский Гамлет

на родном языке для него чужого Шекспира!

И Такое со смехом рядится в Не-такое,

и трёхмерные судьбы становятся вдруг плоски,

и уводит в туман таинственный Оле-Лукойе

за собой простоватого Оле-Закрой-Глазки.

Торбен смиренный

Герр Торбен скакал на белом коне,

ни разу с судьбою не встретясь,

но ждала его гибель на дальней войне.

Однажды, гуляя в чужой стороне,

наконец он встретил свою судьбу.

Судьба скакала на пегом коне

со звездою во лбу.

«Я не знал, что в этих краях война,

не надета на мне броня,

но, судьба на пегом коне, ты вольна

на землю сбить меня.

И закончу я здесь молодые дни,

всем нам цена одна.

Но сперва ты мне, судьба, объясни,

чья это война?»

И к нему подлетела одна стрела,

а потом другая стрела -

и они его выбили из седла,

хоть он