Клюев Евгений Васильевич
«Зелёная земля»

Хоть душу грей, хоть память грей -

не отогреешь: холод, ледник.

Прикуривай от фонарей,

от иллюзорных, от последних.

Но Ваше Вашество Пустяк

махнёт флажком из близкой дали -

и жизнь вдруг улыбнётся так,

как мы совсем уже не ждали.

За колючим за боржомом -

ветру зимнему под стать -

скучно в городе тяжёлом

злое время коротать.

А за островом Кукуем

есть кафе, где жизнь как дым.

Хочешь, сядем потолкуем -

хочешь, просто посидим.

И возьмём по чашке кофе

да по рюмочке вина,

чтоб не думать об эпохе

то ли смерти, то ли сна.

Вспомним что-нибудь другое -

утренний, к примеру, лес

и за облаком погоню

через лес наперерез,

или как узор на ткани

просиял – и был таков,

или кроткое мельканье

узких серых башмачков…

Музыкант тут музыканист,

денег некуда девать…

Слава Богу, что покамест

есть о чём не забывать!

Говорили: давайте запомним, а нет – так забудем!

Хорошо говорили: забыть всё равно что запомнить.

И поэтому, может быть, наше «спасибо за подвиг»

так же просто и мило звучит, как «спасибо за пудинг».

Всё равно и светло… и пока, моя жизнь, мы с тобою,

всё равно от чего отказаться и с чем согласиться, -

и неважно, что строишь ты мне или я тебе строю:

это храм у нас будет с тобой или будет темница.

Сколько нужно грехов, чтобы их положить в основанье

лучезарнеишеи святости – столько я даже не знаю.

Обойдёмся не этими – значит, другими словами,

начертаем на знамени… впрочем, оставим и знамя:

всё равно не для нас громыхает, шумит и клокочет

эта площадь бескровных страстей и кровавых видений!

Я иду за тобой, на застенчивый твой колокольчик,

как весёлый маньяк за хрустальной своею идеей.

На бестолковой распродаже,

где золото идёт как лом,

давай-ка от греха подальше,

сцепившись пальцами, уйдём.

Оставим скорби и восторги

и призрачную благодать:

увы, на этом бурном торге

нам вовсе нечего продать.

Строка из Нового Завета

вспорхнёт и сядет на чело:

сказать беспечно, что всё это

не стоит ровно ничего, -

веди ж нас, нежный бог Багульник,

под твой сиреневый салют

от мест, где всё ещё торгуют,

к местам, где вот