Клюев Евгений Васильевич
«Зелёная земля»

слезой разбавишь и – живёшь

на хлебе и воде былого,

весь день твердя два Ваших слова,

а прочих слов не ставя в грош.

У встреч обуглены края.

У вечности шаг черепаший.

А эти клочья жизни Вашей -

они и есть

Ещё и завтра будет жизнь у нас:

ещё не вся природа облетела,

ещё не вся душа ушла из тела

и не настал последний раз и час -

ещё и завтра будет жизнь у нас.

Шарф завтра дошуршит свою балладу

зонт высохнет до завтра как-нибудь -

и начатый в апреле крестный путь

продолжим завтра мы по снегопаду:

ещё и завтра будет жизнь у нас.

И будет в небесах сиять Парнас,

и будет намекать на близость рая.

Ещё и завтра будет жизнь у нас -

я говорю, сегодня умирая.

Ещё и завтра будет жизнь у нас.

В Москве светает, а тебя увозят.

В Москве суббота, а тебя увозят.

На девяти вокзалах стон стоит

и плач стоит: это тебя увозят.

Тебя увозят – и звонят все церкви,

летят все птицы, и звонят все церкви -

все сорок сокрушённых сороков,

но нет других – и вот: звонят все церкви.

Звонят все церкви, все мосты сгорают:

пожар в Москве – и все мосты сгорают,

я на пылающий ступаю мост

и знаю, знаю: все мосты сгорают.

Мосты сгорают, а тебя увозят.

Куда бежать? Они тебя увозят!

Проснись, глупец, опомнись: кто – «они»?

Не знаю, но они тебя увозят…

Ради этой минуты я ехал, и ехал, и ехал -

в обезумевшем поезде, полном рассвета и дыма,

оставляя свой дом, свою родину – махом и чохом,

нелюдимо косясь на соседей, куря нелюдимо.

И потом я стоял, и стоял, и стоял: изваяньем,

истуканом, болваном – на самом краю ожиданья,

и мелькала в толпе золочёная пряжка твоя мне,

но была не твоя, а чужая и снова чужая.

Я там прожил ещё одну жизнь: я родился и вырос

прямо возле метро – в самой гуще кишащей, прохожей -

и навеки впитал в себя злую рассветную сырость

всем моим существом: всей душою, всем