Клюев Евгений Васильевич
«Зелёная земля»

Я помню, как, над колыбелью вея,

ты предложил мне в руки взять январь, -

и вышло так, что с этих самых пор

я, обжигая холодом ладони,

хватался за несчастья, за юдоли,

за блёстки мира, за пустынный сор,

за никому не нужные слова

из сновидений и ночей бессонных -

и Спарта, кажется, была жива,

и у неё за пазухой лисёнок.

Что, Дух Противоречия, что, друг,

как больно жгло нас то, что мы любили!

И мирозданье выпало из рук -

горячим уголечком звёздной пыли.

Золотая колесница,

дорогая, – колеси!

Всё ещё успеет сбыться,

а не сбыться – так разбиться

всё успеет на куски.

Время щедро… – время тщетно

одаряет, господа!

Потому и жизнь волшебна,

что хотя бы горстка щебня

нам обещана всегда.

Оттого-то мы украдкой

каплю-две смахнем со щёк

над одною книгой краткой,

где топорщится закладкой

полувысохший цветок.

Всё это нам нашёптывала жизнь,

ходившая повсюду вместе с нами,

влачившая своё за нами знамя

по площадям и улицам чужим.

Всё – с голоса её, и ничего

не сказано по нашей доброй воле:

собакою скулить сторожевой,

за что прощенья, у кого прощенья? -

и в тщетный шелест шарфа кутать шею,

и палочкой стучать, как инвалид, -

она учила – из доверья к детству -

передавать не слишком близко к тексту

обрывки чудных и бессвязных фраз.

И не вспомнишь уже, что за образ -

так бесплотен, так сух, так далёк!

Вы теперь про какую подробность?

Жизнь беспамятна, как мотылёк.

Всё мечты у неё, всё надежды,

всё ступанья на тоненький лёд:

видишь, новую шляпку надевши,

жизнь себя уже не узнаёт -

сновидения только и копит…

Ан – из ветхой котомки опять

спелым яблочком выскользнет опыт,

да теперь уж его не догнать.

И, когда уже поздно учиться

и учить, – по бессонным глазам

вдруг плеснёт, беспощадно и чисто,

осязаемый зреньем сезам.

Опять мирить и снова разнимать

со счастием беду и с горем радость -

всё то, что мне навязывает март,

со всем, что мне навязывает август!

Кому со мною нравится играть

в игру – такую милую и