Клюев Евгений Васильевич
«Зелёная земля»

да и никто б не понимал.

По Арбату, говорят, развешан дождик -

экий взяли на себя нелепый труд!

На Арбате, говорят, сидит художник

и рисует там весь-мир-за-пять-минут,

а мольберт его – вселенная на сваях

комариных, выше некуда вознесть!

Мы пойдём к нему: пусть он не забывает,

что и мы с тобой под этим небом есть.

Пусть и нас он нарисует уголёчком,

в уголочке мирозданья, на краю -

инструментом хоть и вечным, но не точным…

Ну конечно, я тебя не узнаю:

горстка воздуха да полщепотки шёлка,

а печаль, хоть и похожа, да не вся…

что до чёлки – золотая эта пчёлка

улетела за моря и за леса!

Но весь мир… с ним так и надо, значит – круто.

Твой ли облик, мой ли, чей ли… ах, пустяк!

Остаётся даже лишняя минута

от пяти… и, рассмеявшись вдруг чему-то,

мастер дарит нам с тобой её за так.

Горчат пирожные миндальные,

горчит фруктовая вода.

Я вспоминаю об Италии,

в которой не был никогда.

Что там за Piazza в тёмном омуте,

кто там весь день поёт на ней?

Ах, это только шутки памяти

по поводу небывших дней.

Что ж, полетели, моя ласточка,

на Piazza del Чего-Нибудь!

Хвоста причудливая кисточка

пускай нам прорисует путь

на Piazza delle Испытания,

del Одиночества, del Слёз,

где ты грустна, моя Италия,

где я не в духе и так далее,

где это всё переплелось

с запутанными, нерешёнными

вопросами, где до сих пор

два горьких кофе-с-капюшонами

ведут свой тёмный разговор.

Ты говоришь, что день ещё придёт, -

и этот день, как сказано, приходит,

приходит и смеётся во весь рот:

Вот я пришёл – что хочешь, то и делай!

Ты говоришь: Да чтоб вам пусто всем! -

и всем на свете делается пусто,

ты говоришь: Не бить! – стенным часам,

и сутками часы не бьют и терпят.

А скажешь: Бить опять! – опять и бьют,

и музыку играют заводную,

потом ты просишь – и тебе дают,

потом стучишь – и открывают двери,

и в них маячит тёмный силуэт,

но не понять, кто там стоит в проёме, -

тогда ты говоришь: Да будет свет, -

и свет в ответ