Клюев Евгений Васильевич
«Зелёная земля»

с пустяком насекомым уайльдовской запятой.

Ходит в небе серебристый пароходик

и не виден, как его ни наблюдать:

что-то лишнее на свете происходит -

сверх событий обязательных и дат.

Как вернуться бы в рассеянность и дробность

дня прохожего, минующего дня,

где изюминка, иголочка, подробность

ускользала от тебя и от меня?

На подробность припадая и хромая,

день прошёл по людным лужам и истёк -

где звезда в большом ковше одна восьмая,

где сирени один пятый лепесток?

Не накладывались сущность и явленье

друг на друга – оставался миллиметр,

на линейке было лишнее деленье,

и всё время ошибался геометр.

А меж тем клубилось время и густело,

и потом, когда пора её пришла,

собралась из ничего и улетела

побирушкою, богачкою – душа.

Моя милая вольная птица,

прежде чем целоваться при всех,

надо б как-нибудь договориться,

это будет любовь или грех?

Всё равно, кто правей, кто левее

и за кем – всё равно – перевес:

надо б выяснить, благословенья

иль прощенья просить у небес?

Мне-то – что? Я давно уже знаю,

как ответить на Страшном суде:

я вставал под зелёное знамя,

я молился зелёной звезде.

Это Вам, моя вольная птица,

наказанием звать благодать,

сомневаться, стыдиться, молиться,

улетать – и опять прилетать.

Две бури встретились в окне

и погибают в поединке.

А мы весь вечер варим льдинки

с тобой на медленном огне.

Зачем? Затем, что жизнь мала,

затем, что непонятно небо,

затем, что разные дела

вокруг топорщатся нелепо,

и в ступке плещется вода,

и вечно бьёт баклуши время,

и – за бирюльками старея -

всё спорят счастье и беда,

что тут нарочно – что всерьёз,

что даром – что имеет цену,

и где тут блеск напрасных слёз,

а где – иголки в стоге сена…

И может ли пустяк в парче

и золоте ещё увлечь Вас,

когда малюсенькая вечность

на Вашем плачется плече?

В захламленном прошлом… а впрочем, мы выбросим хлам:

посмотрим на небо – всё ближе оно, всё родней.

И, если ты хочешь, я выстрою маленький храм

на месте надежды, безвидной надежды моей.

Я выстрою храм – что-то вроде кормушки для птиц:

верёвочка, значит, дощечка… и весь разговор -

затем, чтоб однажды нам