Клюев Евгений Васильевич
«Зелёная земля»

но неграмотны твои небеса -

и, присматриваясь: «Что это тут?» -

всё читают, да никак не прочтут.

И тогда я говорю небесам:

я всю воду до конца искромсал,

я перо своё о волны сломал -

пробиваясь к самым главным словам.

Но неграмотны твои небеса,

хоть – на полчаса, на четверть часа

землю светом золотым осеня -

вроде как и понимают меня…

Право дело, не стоит того эта явь,

чтоб забыться в ней хоть на полдня:

потому и скольжу я по улице вплавь -

там, где нет и не будет меня.

Я не здесь, говорю я, а здесь меня нет -

есть берет, есть пальто, но не я!

Окончательной бренности ласковый бред,

бред бездонности, небытия…

И качается мир на ветру, на плаву

и смещается за горизонт -

в область сна, сновиденья, а здесь, наяву,

только дождь остаётся и зонт.

Из дождя и зонта не построишь палат,

а построишь – так вряд ли навек,

ибо век твой летуч, ибо век твой крылат,

как привет, как намёк, как набег.

И опять, начиная с того же с нуля

этот день, этот сон, этот бред,

ты берёшься за шлейф своего Короля -

шлейф от платья, которого нет.

На клочке, на салфетке, на пачке от сигарет

запишу впопыхах, что ночной набормочет бред,

пока будет бороться с кромешною темнотой

насекомый пустяк уайльдовской запятой.

Два прозрачных таких, два коротких таких крыла -

не то муха какая-такая… не то пчела,

не то есть запятая… не то, так сказать, не есть,

ибо завтра её ты уже не увидишь здесь.

И кивает копною спутанной мастерство,

да из этих пределов почти не видать его:

тут успеть бы за топотом двух каблучков пустых…

тут, по чести признаться, давно не до запятых!

Ан – висит над душой насекомый один пустяк

и звенит: дескать, тут у Вас, мой дорогой, всё не так, не так…

И летят каблучки – неуклюжему тексту вспять,

да напрасно: теперь их, видимо, не догнать!

…тоже глупость ещё – охотиться по ночам:

оставайся наутро с чем есть – со своим ничем,

со своей вперекрёст исчерченной